Из архивов прокуратуры Хабаровского края: материал представлен ветераном Н.П.Девичинским десять лет назад.
В январе 2013 года Девичинскому Н.П. исполнилось 80 лет.
Девичинский Николай Петрович - прокурор Верхнебуреинского районa, прокурор города Советская Гавань. Ныне – пенсионер, проживал ранее в п. Чегдомын.
После окончания в 1954г. Харьковского юридического института им. Л.М. Когановича по распределению я был направлен в распоряжение прокурора Хабаровского края. В те годы в Хабаровский край входили Нижне-Амурская, Камчатская и Магаданская области.
Наш юридический институт среди других (а их до 1952 года, по-моему, всего было девять) пользовался большим авторитетом и был по научной деятельности и качеству подготовки молодых специалистов одним из лидеров. Институт имел сильный преподавательский состав, почти все кафедры были укомплектованы профессорами и доцентами с учеными степенями. В свои 20 лет после окончания института я выглядел очень молодым и, по-видимому, комиссии не внушал особого доверия, и поэтому меня усиленно хотели направить в систему МВД или ГУЛАГа. Мое требование сводилось к одному: только в прокуратуру и только в Хабаровский край. Многих удивляло: почему именно Хабаровский край. В конечном итоге, со мной все-таки согласились, видимо, сыграла роль моя настырность, чему я был очень рад. И так, документы оформлены, аванс на поезд получен – «Даешь Дальний Восток!»
Из Москвы ехали в Хабаровск в общем вагоне одни студенты разных вузов и техникумов. Быстро знакомились, организовывали общие столы. Поезд на крупных станциях стоял по 30-40 минут, а то и более. Гуляли по перрону. Проблем с продуктами не было. Ехали очень весело. В виду переполненности вагона спали по очереди. В пути были 10 суток. И, наконец, - Хабаровск. Прокуратура Хабаровского края располагалась в двухэтажном здании.
Я помню первую встречу с прокурором края Иваном Николаевичем Зыковым. Низкого роста, лет 50-55, плотного телосложения, в мундире с генеральскими погонами, умными и внимательно-пронизывающими глазами. Забегая вперед, скажу без всякого преувеличения – какой это был замечательный человек! Всегда выслушает, посоветует, как лучше поступить, решая насколько это было в его компетентности, бытовые вопросы. В совершенстве знал следствие. Любил следователей: заслуженно критиковал провинившихся, замечал положительное, и заслуженно поощрял. Молодым следователям и прокурорам, когда речь заходила об оценке моральных качеств, неустанно повторял: «Прокурор, следователь должен быть чище снега альпийских вершин».
Ознакомившись с моими документами, Иван Николаевич с улыбкой заявил: «Итак, молодой человек, поедете работать на Камчатку?». У меня в голове пронеслось: самолеты не летают, теплоходы идут 10 суток до Петропавловска, а я и моря в глаза не видел. Не помню, что я ответил, но мне это путешествие показалось страшноватым. Видимо, уловив мою нерешительность, он не стал настаивать, заметив только: «Позже вы пожалеете о своем отказе».
И позднее, действительно, побывав на Камчатке, я убедился какой это красивый, богатый край, какие красивые и щедрые живут там люди.
После этого, уже в категоричной форме было заявлено, что я назначаюсь стажером народного следователя в прокуратуру Верхнебуреинского района. Район считался промышленным – угольная шахта, трест «Бурейшахтострой», железная дорога почти до районного центра, действующие прииски Софийск и Норик (золото), 2 леспромхоза, три колхоза, совхоз овощного направления, депо станции Тырма, несколько геологических партий, часть из которых работают самостоятельно, некоторые входят в объединение «Северная группа партий» в пос.Чекунда.
Конечно, все это впечатляло, а сегодня наводит большую грусть, потому что от этой промышленности и сельского хозяйства почти ничего не осталось, чего не скажешь о преступности в районе.
Районным центром официально значился пос. Средний Ургал, но он перебазировался в пос.Строй-Городок (ныне Чегдомын).
Добравшись до Среднего Ургала, я узнал, что в новый районный центр перебрались РК КПСС, РИК, милиция. Прокуратура района, банк, военкомат и другие учреждения оставались на старом месте. Устроившись в гостинице, я надел свой лучший студенческий прикид и пошел представляться начальству. По памяти – это был конец августа, но было уже прохладно.
Поселок произвел на меня очень хорошее впечатление: шумела река, много зелени, удачная планировка, и я до сих пор не понимаю, почему его решили заменить на голую сопку, где кроме нескольких построек и пыли ничего не было.
Прокуратура размещалась в не первой свежести деревянн ом домике из кругляка, с оббитыми углами, франковой крышей и пристроенными по длине дома тесовыми сенями и двумя крыльцами по краям сеней. Размера дома не помню, но по виду чем-то напоминал жилой леспромхозовский дом. Позади прокуратуры размещался покосившийся сарай без дверей, используемый под дрова. Говорили, что ранее в этом помещении содержалась лошадь, но года два или три назад ее отдали или продали в Верхнебуреинское райпо.
Зайдя в прокуратуру, увидел секретаря печатающей что-то на машинке и, напротив от нее, открытую дверь в малюсенький кабинетик квадратов 6-7 по площади. За 2-х тумбовым старым столом, покрытом синим плюшем, сидел худощавый мужчина лет 40-45 в коричневом двубортном мундире с прокурорскими узкими погонами и знаками различия – юрист 1 класса: 4 звездочки вдоль всего погона. Это был прокурор района Николай Герасимович Мозоль. Очень жаль, что мне пришлось с ним поработать всего месяцев шесть. Его перевели в город Советская Гавань на должность прокурора города. В кулуарах говорили, что ранее он работал прокурором Нижне-Амурской области. На всю жизнь я запомнил этого человека с мягким белорусским акцентом, который по-отечески относился ко мне, многому научил.
Кратко поговорив о делах и узнав, что я приехал из южного района, поинтересовался, что у меня имеется из зимней одежды. Кроме скромного демисезонного пальто ничего у меня не было. Это его сразу же обеспокоило. Он меня назвал «Сынок» и потом так часто называл в неофициальной обстановке. Он тут же поднял трубку и переговорил с председателем райпо. Вместе с вышедшим к нам председателем райпо, мы пошли на базу райпо, где мне по росту подобрали зимнее бобриковое пальто, тяжеловатое, но очень теплое, шапку и серые валенки. Зимой я оценил эту заботу, так как морозы в тот период доходили до 50-55 градусов, а в Умосте и в Софийске и того ниже. Нынешний климат района не имеет ничего общего с прошлыми годами.
Во второй части домика, отгороженного от прокурорской части, находились рабочие места помощника прокурора и следователя. Никакой обстановки, кроме старых столов, 2-х стульев в этой половине также не было.
Короче, внутренний вид прокуратуры как и внешний, производил очень бедноватый и неухоженный вид и был он таким до 70-х годов. В кабинете прокурора стоял старый сломанный диван, который мы неоднократно оббивали декоративным материалом.
Собственно такая же обстановка была и в суде, в милиции несколько получше, так как им кое-что перепадало из межведомственного отдела КГБ. Главный уют в прокуратуре создавали две большие печки. И, нужно сказать, себя они оправдывали. Прокурор района был знающим юристом, хорошо знакомым со следствием, очень человечный, но и требовательный.
Второй фигурой по значимости был помощник прокурора Петр Николаевич Руднев. Человек, в общем-то неплохой, добродушный, грамотный, юрист 1 класса, приехавший в район год назад из Магаданской области с должности прокурора района. Позволял себе некоторые вольности, за что его часто поругивал прокурор района. Народным следователем был младший юрист Виктор Унегов, года на три старше меня. Через два дня он уехал. Я принял от него следственную книгу, кое-что из предметов следственного чемодана и химикатов для фотолаборатории, фотоаппарата «ФЭД». Я был готов к работе. Позднее я забрал у помощника прокурора разукомплектованный следственный чемодан и полностью укомплектовал его всеми необходимыми предметами.
Если к этим штатным работникам добавить еще истопника-уборщицу пожилую женщину – вот и весь наш штат прокуратуры. Мы ей часто по вечерам помогали пилить и колоть дрова.
После знакомства с работниками милиции и суда, представления в РИК и РК КПСС я потихоньку втягивался в работу. Молодежи в милиции и в суде вообще не было, но меня это особо не удручало. С коллективом я сравнительно быстро сдружился. Добрыми словами вспоминаю начальника РОВД В.В. Уварова, его заместителя М.И. Волченкова, ст. оперуполномоченного УР В.Ф. Повисюк. Они оказывали мне большую помощь в оперативном отношении при расследовании уголовных дел, так как были кровно заинтересованы в реализации оперативных материалов. Подавляющее количество уголовных дел были подследственны прокуратуре. Я уже где-то упоминал, что официально следователи именовались народными где-то до 1957 года. Говорили, что это потому, что еще в ранние годы следователи были при народных судах, поэтому и назывались народными. Нужно отметить, что фигура народного следователя в прокуратуре в то время была очень значима и по своей колоритности нисколько не уступала прокурору района. Я объясняю это двумя факторами:
1. Расследование подавляющего количества уголовных дел, вплоть до дел по несовершеннолетним и криминальным абортам, возлагались законом по подследственности на прокуратуру района.
2. В милиции в те годы оперативных работников с высшим образованием были единицы и законодатель, по-видимому, считал, что РОВД не в состоянии квалифицированно расследовать сложные преступления (это мое мнение).
В штате РОВД был всего один следователь. К его подследственности относились: хулиганство, кражи гос.имущества и личной собственности (без группы), автодорожные дела без смертельного исхода и еще что-то по мелочи.
Говоря о нагрузке прокурорских работников, связывая это с подследственностью, особо хочу отметить, что в советское время (особенно в 50-е-70-е годы) была очень обширна государственная торговая сеть, различные ОРСы, УРСы, продмаги по отраслям промышленности, вплоть до геологоразведочных партий и широкая сеть потребкооперации – райпо, сельпо. Все материалы по растратам из торговли нескончаемым потом направлялись в прокуратуру. Принятие решений строго контролировалось. Был даже совместный приказ Генерального Прокурора СССР, министра торговли и председателя Центрпотребсоюза о том, что все материалы о недостачах свыше средне-месячной зарплаты должна направляться в прокуратуру и 2 раза в год по ним должны производиться взаимосверка. Так что, работенки хватало. Мы безвылазно были в командировках: расследовали дела, рассматривали дела в судебных заседаниях. Мне очень нравилось поддерживать обвинение в суде.
Уже работая в адвокатуре, мне не раз приходилось слышать от некоторых молодых, да и не только молодых работников правоохранительных органов намеки на то, что мол, что «вы там работали, делать-то было нечего, кое-как ляпали дела, приговоры-то толком написать не умели.» Я не отрицаю, недостатки у нас в работе были. Попадались и недобросовестные работники. Но в то же время с гордостью утверждаю, что несмотря на крайне неудовлетворительные условия труда, малочисленность штата, нищенскую зарплату, покупаемую у государства смехотворную форму, крайне низкие классные чины, неквалифицированные кадры, особенно в милиции, подавляющее большинство прокурорско-следственных работников с честью выполняли свои обязанности, не хныкали, а гордились своей работой, раскрывая десятки тяжких и особо тяжких преступлений. В отдельные месяцы я заканчивал по 5-6 уголовных дел, а в другие по 2-3 дела, были и такие случаи, в зависимости от сложности и объема. Но главное наше достижение заключалось в том, что подавляющее большинство дел заканчивалось в установленный законом 2-х месячный срок. Мне вспоминается случай: Я как прокурор расследовал от и до уголовное дело по ОРСу НОД-1 ст.Тырма. По делу привлечено было около 10 человек вместе с главным бухгалтером ОРСа и главным бухгалтером совхоза «Алопап». По делу была проведена судебно-бухгалтерская экспертиза, по объему дело было 3-4 тома. И все-таки не смотря на большой объем работы, оно окончено было в двухмесячный срок. Конечно, страдали другие участки прокурорской работы, но главное все-таки – это следствие.
И еще, хотелось бы подчеркнуть, на мой взгляд, важное – там где прокуратура, милиция, районный суд работают в одной упряжке, решают одну общую задачу борьбы с преступностью, помогают, уважают друг друга - там наверняка успех. Такие правоохранительные органы всегда будут лидерами, как это зачастую было с прокуратурами Николаевского и Верхнебуреинского районов. И, наоборот. Там где воюют друг с другом руководители правоохранительных органов, невольно это отражается и на рядовых работниках, там - провал. В те годы следствие захлестывало прокуратуру. Следствием занимались все оперативные работники и прокурор. Я всегда мечтал о времени, когда у меня в производстве не будет уголовных дел. Прокурор района – это организатор борьбы с преступностью, тон во всех вопросах должен задавать он, следуя принципу: «Делай, как я».
В пос. Ср.Ургал прокуратура находилась до осени 1955 года. Наше место работы (особенно следователя, прокурора) было в отделе милиции, расположенном в излучине «Иванова ключа» в бараке расформированной колонии. Рядом во дворе находилось ДПЗ, в котором ранее был ШИЗО колонии. Из транспорта в милиции была одна старая автомашина «М-20» или как в народе ее называли «Полуторка». Правда были еще 2-3 мотоцикла, которые очень любил и выпрашивал прокатиться я – ваш покорный слуга. Из прокуратуры пос. Ср.Ургал до пос. Старый Городок в милицию мы ездили на автобусе, который представлял из себя 3-х тонный автомобиль ЗИС-5, покрытый брезентовым тентом и деревянными скамьями в кузове. Ходил регулярно.
Примерно через год его заменили на маленький автобусик, но уже заводского изготовления. Стажером народного следователя я пробыл 3 месяца, а в марте 1955 года мне присвоили классный чин младшего юриста.
С работой у меня обстояли дела хорошо, сам не заметил, как меня стали похваливать и поощрять, а в августе 1957 года предложили перейти на должность старшего следователя прокуратуры края. Я поставил условие: поучиться на 6-ти месячных курсах усовершенствования следователей прокуратуры СССР в г.Ленинграде. И потом - работа в прокуратуре края. Старших следователей в прокуратуре края было 5 человек: опытные маститые «зубры» типа Лопаткина, Широкова и др., у которых я многому научился. В начале не получалось, но затем все стало на свои места. Я уже чувствовал себя в коллективе на равных. Во многом помог Ленинград, где очень много давалось и спрашивалось по методике и тактике следствия.
С чувством большого уважения я вспоминаю: Ивана Николаевича Зыкова, Георгия Николаевича Пономарева, Арсентия Степановича Малицкого – прокуроров края; Мориса Иосифовича Саца, Рашида Нируславича Усманова, Ибрагима Измаиловича Деваева – заместителей прокурора края; Александра Васильевича Лопаткина, Владимира Алексеевича Широкова – старших следователей; Льва Абрамовича Лейбина, Павла Сергеевича Янкина – начальников отделов и многих других. В сентябре 1960 года я был назначен прокурором Верхнебуреинского района в возрасте 27 лет. Проработал 10 лет и в феврале 1971 года был избран Председателем райисполкома. На этом моя прокурорская карьера закончилась. Но я всегда вспоминаю о ней, и буду помнить до последних дней своих.
Всякую работу надо любить, но прокурорскую и следственную в особенности.